Беседа десятая

Вопрос: Вы говорили, что российской экономике сейчас сильно вредит неадекватный валютный курс. Объясните, что Вы имели в виду?

Ответ: Все дело в том, что объективно существует некая реальная покупательная способность рубля на внутреннем рынке. Например, один килограмм цемента стоит столько-то, железа - столько-то, проезд в автомобиле - столько-то. Аналогичные товары и услуги, например в США, имеют некую долларовую цену. Исходя из этого можно исчислить некий валютный паритет, принимая в качестве весов или национальную структуру производства в России, или национальную структуру производства в США. Понятно, что результат в обоих случаях будет разный, так как различаются удельные веса. Паритет валют можно исчислить также по отдельным народнохозяйственным агрегатам, например, по фондам потребления, по инвестициям, по военной продукции. Через это внешнее зеркало выявится, что покупательная способность рубля в разных отраслях разная - по инвестициям, по фонду потребления, по производству оружия мы получим разные значения соотношения валют. Таким образом, числовая характеристика относительной ценности (покупательной силы) рубля и доллара очень далека от того, что называется сейчас у нас биржевым валютным курсом. Например, были времена, когда валютный курс составлял 50-60 рублей за доллар, но в инвестиционной сфере он составлял в этот период, может быть, 2 рубля за доллар, а в сфере производства оружия рубль был в два раза дороже, чем доллар. В некоторых сферах инвестирования оборонного сектора при переоценке предприятий оказалось, что долларовая оценка была в 10 раз выше рублевой. Это было еще до либерализации цен.

Политические перетурбации, которые у нас прошли, сопровождались, как известно, всякого рода экономическими трудностями. Услуги, которые мы оказали Западному миру в период перестройки, могли бы отчасти и оплачиваться. Вместо этого Запад предоставлял нам кредиты, которых мы набрали очень много. Эти кредиты давались нам не на экономические цели. Они давались в качестве политической поддержки Горбачеву. Далеко не все эти кредиты оказались льготными: многие из них были предоставлены на весьма жестких условиях. В результате нагрузка на наш валютный бюджет очень сильно возросла, пришлось обслуживать долг, платить проценты. Вследствие этого за очень короткое время сохранение наших импортных потребностей (зерна, продовольствия), обслуживание долга в сочетании с падением производства привело к страшному дефициту валюты. Свободной валюты у нас в стране не стало, а спрос на нее сохранился очень высоким, так как есть некие спекулятивные сферы, в которых с помощью доллара можно совершать сверхприбыльные торговые операции. Мы оказались в таком положении, когда цена доллара стала искусственно очень завышена. Она не имеет никакого отношения к внутренней покупательной способности, так как отражает эффективность спекулятивных операций.

Вопрос: Эта ситуация является следствием структурного неравновесия нашей экономики?

Ответ: Нет, гораздо все проще. Допустим, кто-то у нас покупает доллар за 500 рублей. С этим долларом он едет на Запад и покупает там, например, спирт и продает его опять же у нас за соответствующую цену. То же самое происходит с сигаретами и другими ввозимыми товарами.

Таким образом, имеется определенный набор продуктов, на которые покупательная способность доллара за рубежом и рубля у нас соответствует биржевому валютному курсу. Иными словами, по некоторым группам товаров этот курс отражает реальное соотношение покупательной способности рубля и доллара. Такая ситуация отражает тот факт, что происходит колоссальный рост доходов, имеющих некий целенаправленный спрос. Другими словами, есть группы населения, у которых доходы относительно быстро растут, и это при том, что основная часть населения беднеет. У этой доходной группы населения есть свои стандарты престижного потребления, где держится спекулятивно высокая цена, а рубль, соответственно, девальвируется. Соотношение этой спекулятивной цены с дешевым рублем и с умеренной ценой на сбалансированном рынке Запада - это и принимается за коммерческий валютный курс. По этому валютному курсу доллар и продается в нашей стране очень выгодно.

Вопрос: Какое отношение имеет к курсу доллара продажа нефти?

Ответ: Все дело в том, что мы продаем нефть по мировой цене. Это стимулирует продажу нефти. Но мы можем продавать ее ровно столько, сколько можем выделить по квотам. У нас есть определенный объем внутреннего потребления нефти и при снижающемся объеме ее производства, мы можем продавать только то, что остается. Кроме того, у нас есть определенная договоренность на поставку нефти с республиками бывшего СССР. Тем не менее, стимулы для продажи весьма высоки при таком искусственно завышенном курсе доллара.

Вопрос: Почему Вы называете этот курс искусственно завышенным? Кто завышает этот курс - государство?

Ответ: Государство к этому имеет отношение в том смысле, что набрало внешних долгов, но при этом не обладает валютными ресурсами. Если бы у государства было бы много валюты, то оно могло бы спокойно закупить все эти дешевые западные товары, которыми сейчас торгуют с рук и в киосках. В результате цена доллара бы резко упала.

Вопрос: Но вместо этого государство проводит валютную интервенцию, понижая курс доллара?

Ответ: Да. Но курс доллара колоссально завышен, хотя государство и пытается тормозить его рост. Здесь нет никакого противоречия. Государству приходится использовать этот курс при продаже валюты импортеру. У нас много предприятий, которые вынуждены во многом ориентироваться на импорт и не могут существовать без импорта сырья или комплектующих. Наше государство постановило, что при расчетах с экспортерами (приобретение валюты у экспортеров) и при продаже валюты импортерам следует ориентироваться на этот коммерческий курс, при низком курсе рубля. Таким образом оно делает этот курс универсальным, хотя реально он формируется по очень узкой группе товаров (алкоголь, сигареты и т.п.). Возникает вопрос: почему тем, кто собирается покупать на Западе, допустим лекарства, государство будет продавать валюту по тому курсу, который складывается из соотношения цен на сигареты? В этом случае лекарства будут очень дорогими, т.к. мы продаем валюту по завышенной долларовой цене.

Чтобы купить что-то за доллары, предприятия должны заплатить очень много рублей, а чтобы иметь возможность их выложить, они должны в свою очередь страшно повысить цены. Таким образом, этот искусственный валютный курс со своей стороны также ведет к росту цен в нашей стране в той части, где компонентами издержек являются импортируемые ресурсы. Кроме того, если любой экспортер может продавать валюту, получив ее от государства тоже по этому курсу, он также может пойти на экспорт телевизоров, холодильников или продать сырье, т.е. обескровить внутренний рынок. Научные работники сейчас готовы продавать свою квалификацию за гроши. Таким образом происходит дезориентация не только потребителя, но и производителя.

Вопрос: Вы говорили о несоответствии структуры мировых цен технологической структуре нашей экономики. Поясните это подробнее.

Ответ: Когда говорят, что у нас обрабатывающая промышленность, а также сельское хозяйство и транспорт потребляют избыточное количество первичных ресурсов из-за наличия в них примитивных технологий, ресурсорасточительного инвестирования во все гражданские отрасли, то одновременно подразумевается, что этим отраслям обходится дешево приобретение и инвестиционных товаров и всякого рода промежуточных продуктов и сырья, так как цены на первичные ресурсы у нас, по сравнению с мировыми, относительно низки. В результате, в неявном виде эта форма технологического отставания дотируется за счет ренты, то есть за счет наших природных запасов, создающих эту ренту.

Понятно, что если бы цены на первичное сырье не были бы занижены, то, наверное, в каком-нибудь подмосковном совхозе не сжигали бы огромное количество мазута для социальной сферы. Поэтому само сохранение низких цен на сырье и материалы является неким элементом структуры цен, который соответствует нашей структуре технологий. Эти ресурсорасточительные технологии не могли бы существовать при высоких ценах на сырье.

Сейчас цены на сырье растут. Это означает, что названные отрасли должны стать конкурентоспособными и платежеспособными. Для этого необходимо снизить издержки. Поскольку эти отрасли не могут снизить издержки, то нельзя и менять структуру цен, или ее можно менять по мере изменения технологической структуры экономики, то есть путем проведения инвестирования и модернизации. Все должно идти рука об руку - модернизация, структурная политика, опирающаяся на технологический потенциал оборонной промышленности, изменение структуры технологий, снижение уровня издержек и в результате всего этого - изменение уровня цен. Когда же не меняя издержек производства меняют цены, вся жизнь идет наперекосяк - отрасли перестают быть рынками друг для друга, цены на их продукцию и их покупательная способность перестают соответствовать друг другу. Особенно это касается обрабатывающих отраслей. Если эти отрасли не успевают угнаться за ростом цен на сырье, то они перестают быть рынком, в результате внутренний рынок сырья сужается. Предприятия перерабатывающих отраслей будут закрываться, а экономика будет все более приобретать экспортно-сырьевой характер. Упадут общие объемы производства.

Вопрос: Каковы будут масштабы этого процесса?

Ответ: Это зависит от масштабов дрейфа внутренней структуры цен к мировой структуре, и от скорости этого дрейфа. Другими словами, схема этого процесса выглядит следующим образом: свободные цены - идет ценовой дрейф - разрушительный потенциал в экономике нарастает. Понятно, что цены, не соответствующие технологической структуре, ведут к разрушению экономики. Это все равно, что поставить в механизм не ту шестерню.

Вопрос: Что произойдет, если ограничить рост цен, допустим, на энергоресурсы? Наверно, в этом случае, придется закрывать границу?

Ответ: Нет. Границу закрывать не надо, так как она у нас и так закрыта, но ужесточить контроль будет необходимо. Конечно, границы с бывшими республиками останутся открытыми, но я имею в виду исключение нелегальной деятельности.

Вопрос: В случае ужесточения экспортной политики необходимо будет установить контроль за вывозом очень большого числа наименований продукции. Ясно, что если нельзя вывозить сырье, станут вывозить полупродукты, например, фанеру. А если нельзя будет вывозить фанеру, станут вывозить ящики из фанеры. Иначе говоря, будет необходим тотальный контроль за внешней торговлей России. Кроме того, несовпадение внутренней и мировой структуры цен будет стимулировать крупномасштабный нелегальный вывоз, с которым также придется бороться, создавать специальную полицию. Именно это Вы и предлагаете?

Ответ: Да, конечно, хотя я бы не стал все так драматизировать. Необходимо ввести определенные таможенные правила. Кроме того, все будет зависеть от того, каков будет внутренний рынок, и каковы правила внутренней торговли. Председатель Центрального банка Геращенко сказал недавно, что Украина требует от России очень много нефти (30-40 млн.тонн), в то время как стоимость продукции Украины, которую необходимо закупить для России, составляет в пересчете на нефть всего 7 млн. тонн. Вы представляете, какой на Украине образуется дефицит нефти. Поэтому необходимо принимать жесткие таможенные меры.

Взаимоотношения с республиками являются особой темой для разговора. На мой взгляд, упадок экономик Украины, Белоруссии, Казахстана в конечном счете связан с упадком экономики России, и с полным отделением этих республик от России.

Вопрос: Но ведь Вы как раз и призываете к их полной изоляции от России?

Ответ: В моих рассуждениях никакого противоречия нет. Сегодня, где мы продаем что-либо, допустим, Украине, мы никогда не знаем, пойдет ли это на Украину, а не через Украину. Такая ситуация, конечно, ненормальна. Я считаю, что наша помощь Украине должна быть явной, но это не означает, что мы должны устанавливать с Украиной таможенный барьер. Этот барьер прежде всего является средством борьбы с мафиозными группами, которые охотно повезут наше сырье, допустим, в Турцию. Таким образом, одно дело - четкая таможенная политика, направленная на борьбу с мафиозными группами и с нелегальными действиями, и другое дело - явная государственная политика поддержки экономики Украины. Эти вещи необходимо различать.

Часто говорят, что в России занижены цена на энергию, что у нас, так сказать, дешевая энергия. Я не согласен с этой формулировкой. Надо понимать, что у нас просто своя структура цен. Наша энергия является дешевой лишь в том смысле, что соотношение цены, допустим, на один металлорежущий станок и одной тонны нефти совсем иное, чем, к примеру, в США. Но из этого никак не следует, что мы должны спешно приводить свою структуру цен в соответствие с американской. Конечно, чтобы навести должный порядок во внешней торговле, необходимо тотальный ввести контроль, если Вам нравится такая формулировка. Сохранение внутренней структуры цен требует очень сильных протекционистских мер, и затем очень медленного ухода от них. Конечно, никакая быстрая внешнеторговая экспансия при этом невозможна. Протекционистские меры, со всеми их последствиями, несомненно являются консервативным мероприятием. Но именно это сейчас и требуется. Нам необходим здоровый консерватизм и очень медленный темп изменений. Быстрые изменения нам просто не по силам.

Вопрос: Но Союза больше нет и от бывших его республик мы таким способом закрыться не можем.

Ответ: Нет, можем! Но при этом имеется в виду вот что - мы должны помогать республикам явно, то есть прямо говорить им, что наш внешний оборот позволяет экспортировать, допустим, на Украину 7 млн. тонн нефти, но при этом наше государство сознательно выделяет ей 15 млн.тонн.

Вопрос: При этом подразумевается, что торговая граница с Украиной полностью контролируется?

Ответ: В принципе да. Хотя, можно с той же Украиной заключить некие соглашения о внешней границе, об экспорте нефтепродуктов. Я не знаю, как это технически делается. Может быть, экономическую границу можно будет оставить прозрачной.

Вопрос: Но спекулятивные операции осуществляются не только мафией, но и также государствами сопредельных стран?

Ответ: Конечно, здесь есть свои трудности. Сейчас мы создаем таможни на границе с Украиной. Но, с другой стороны, необходимо принимать меры для того, чтобы экономика сопредельных стран не пришла в упадок. Спад экономики в той же Украине обратно волной очень сильно ударяет по нам. Но при этом все необходимо делать явно, что бы этот процесс не пошел стихийным путем. Причем в отношении энергоносителей, металла и прочих сырьевых товаров такой подход реально возможен.

Вопрос: Но вместо энергии и металла можно вывозить энергоемкие и металлоемкие товары?

Ответ: Это все крохи. Уверяю Вас, что косвенные способы экспорта энергии или сырья не являются очень доходными. Это все не так просто. Возможно, по каким-то отдельным экзотическим товарам такой вариант и возможен, но это можно проконтролировать, так как многие из таких продуктов транспортируются в оперативном режиме, концентрированно, магистральным транспортом, контроль над которым обеспечивается на 80 или 90 процентов.

Вопрос: Но оставшиеся бесконтрольные вывозы, пусть даже в незначительном объеме, являются достаточными для раскармливания мафии?

Ответ: Да, конечно. Но это другой вопрос, не экономический. Потребуется сильная полиция. Понятно, что попытка сохранения старой структуры цен во многих отношениях может дорого нам обойтись. Но я уверен, что отпуск цен обойдется намного дороже.

Вопрос: Существует точка зрения, согласно которой России все же следует перейти на мировую структуру цен, а те отрасли, которые окажутся в критическом положении, дотировать из госбюджета. Иными словами, сторонники этой точки зрения предлагают скрытые субсидии превратить в явные. Что Вы думаете по этому вопросу?

Ответ: Это привлекательная либеральная точка зрения, но, с моей точки зрения, ее сторонники недооценивают тех проблем, которые возникнут при реализации этой идеи. Действительно, кажется весьма заманчивым перейти от старой системы относительно низких цен на энергоресурсы и конструкционные материалы, в которой рентная составляющая скрытым образом передается потребителю, к новой системе, в которой эта рентная составляющая будет исключена, и субсидии будут передаваться потребителям в явном виде. Другими словами, сторонники этой точки зрения ставят Вопрос: зачем же что-то делать скрыто, когда это можно сделать явно? Они предлагают у отраслей, производящих энергоресурсы, явным образом забирать налог (ренту), а затем эту ренту отдавать тем, кто будет платить. Тем не менее, здесь есть очень много "но". Мне кажется, что это на сегодня является одним из самых важных вопросов, и он требует серьезного анализа.

Почему явное субсидирование неадекватно современной экономической ситуации? Один из ответов заключается в том, что для таких явных субсидий необходимы развитое денежное хозяйство и достаточно развитые институциональные структуры. Более того - необходимо гражданское общество, в котором добросовестная уплата налогов является нормой, а не разновидностью помешательства. Сказанное означает, что вместо вполне работающей сейчас схемы с неявными налогами, предлагается, образно говоря, неизведанное тяжелое плавание. Предлагается собрать налоги, затем их правильно распределить и только потом дойти до несчастного потребителя. В связи с этим возникает Вопрос: сможем ли мы пройти весь этот путь? Во имя чего он предлагается? Наверное, во имя того, чтобы работала финансовая система, чтобы все стало явно, во имя рыночной экономики, где все опосредуется деньгами. Натуральное распределение в конце концов можно интерпретировать с позиции денежных оценок и таким образом пересчитать, какие дотации кому перепадают. Другое дело, что эти денежные оценки будут в какой-то мере произвольными. Это ведь не те оценки, которые выработала сама экономика. Тем не менее, можно себе представить натуральное распределение ресурсов как некий косвенный способ субсидирования, дотирования, перераспределения неких гипотетических финансовых ресурсов.

В наших условиях, когда финансовой институциональной среды еще нет и денежного хозяйства тоже еще нет, косвенное, а не прямое, дотирование является естественным и наиболее коротким путем достижения цели. Здесь, образно говоря, как бы срезается угол, благодаря чему мы обходим проблему отсутствия институциональной среды денежного хозяйства. Поэтому, прежде чем выступать с принципиальных позиций, отправляясь от неких абстрактных принципов, необходимо посмотреть, что представляет собой на данный момент наше общество, наша экономика, в состоянии ли она проделать этот путь. Пока весь наш опыт показывает, что такие маневры плохо получаются, что налоговая система у нас не работает, в результате чего денег собрать невозможно. Мы собираем деньги, что называется "под фонарем", то есть там, где их можно изъять. Например, можно "прижать" бюджетные организации. А тех, кого нельзя прижать, оставляют в покое. Становится ясно, что в подобных условиях государство нажимает на те рычаги, которые поддаются нажиму, а у неподдающихся сила сопротивления очень велика и они остаются неподвижными. В итоге появляются зоны ущемления, потерпевшие значительный ущерб от подобных действий государства, и зоны которые на этом жируют и преуспевают, оставаясь неподвластными финансовому контролю.

Вопрос: Какие это зоны?

Ответ: Неподвластными остаются все коммерческие структуры и многие промышленные предприятия, которые используют для этой цели либо различные бухгалтерские приемы, либо теневую деятельность. Они имеют возможность по-разному показывать свои издержки в отчетности, по-разному исчислять прибыль. Известно, что в адрес промышленных предприятий поступает много упреков в преувеличении ими своих издержек и сильном занижении прибыли.

Становится очевидным, что создать сейчас мощную налоговую систему очень трудно.

Вопрос: Какие сферы дискриминируются? Сельское хозяйство?

Ответ: Да, в первую очередь сельское хозяйство, хотя и не только оно. Сельскому хозяйству сейчас нанесен страшный удар. Прежде всего тем, что оно оказалось отраслью, которая, с одной стороны, имеет высокие издержки, а с другой - это та отрасль, которая не может бесконтрольно повышать цены. По поводу цен с ней велась жесткая борьба. Основанием для этой борьбы послужило то, что за закупочными ценами стоят розничные, то есть как бы социальные цены. Недаром по телевизору вели антикрестьянскую пропаганду, пугали горожан повышением закупочных цен на хлеб, задавая Вопрос: сколько после подорожания будет стоить буханка хлеба? Это весьма типичная ситуация. Масштабы явного субсидирования в сельское хозяйство сейчас очень ограничены, так как в бюджете больший дефицит. Создалась ситуация, при которой, с одной стороны, давит бюджетный дефицит, а с другой - существует необходимость сдерживать некие социальные цены в городах. К этому следует добавить высокие и не поддающиеся снижению издержки в сельском хозяйстве и непрерывное изменение структуры цен в пользу сырья, энергетики. Во всем этом хороводе проблем сельское хозяйство оказалось "крайним". В результате его доходы страшно упали, соответственно упала и зарплата в этой отрасли, поэтому началось снижение поголовья скота. Следующий (1994) год, как я думаю, будет совсем тяжелый.

В свое время, как я уже отмечал, Гайдар должен был в первую очередь проиндексировать деньги на счетах сельхозпроизводителей, но он этого не сделал. Я думаю, что даже Хрущев не наносил по сельскому хозяйству таких страшных ударов. Это самоубийственная политика, и еще неизвестно, чем она кончится, особенно в области животноводства. Если будет очень большой спад по производству мяса и молока, то может возникнуть необходимость перехода на карточную систему. Наша страна очень большая и на гуманитарную помощь она не проживет. Грядущий продовольственный кризис будет тем более непростительным, что изначально мы располагали необходимыми потребительскими ресурсами, мяса производили достаточно много и молока тоже много. Сейчас все сильнее и сильнее раздаются голоса по поводу карточной системы. Если иметь в виду наиболее реальную альтернативу нашей сегодняшней действительности, то это - карточки. Частично в некоторых регионах они уже есть, но и не исключено, что придется пойти на их тотальное использование. В конце 1993 - начале 1994 года неизбежно проявится в очередной раз результат ущемления сельского хозяйства.

Если бы не форсировалось изменение структуры цен, как это сделал Гайдар пятикратным повышением цен на нефтепродукты, то значительная составляющая косвенного дотирования (через низкие цены) могла в существенной мере предохранить сельское хозяйство. Кроме того, как мне кажется, мы дали значительную сумму перерабатывающей промышленности, то есть дотировали не непосредственно сельскохозяйственных производителей, а попытались это сделать через переработчиков их сырья. Это явилось неудачным опытом. Переработчики тут же значительно повысили себе зарплату и продолжают эту тенденцию: едят, едят и никак наесться не могут. Например, в начале 1993 года заработная плата заместителя директора мясокомбината взлетела с 50 тыс.рублей до 200 тыс.руб. за месяц, не считая теневых доходов. Это, конечно, разврат.

Как я полагаю, вся система косвенного субсидирования все равно пока сохраняется, несмотря на то, что ее предлагают отменить в широких масштабах. Она существует как эквивалент прежнего закрытого распределения. Например, тот же мясокомбинат официально должен реализовывать свою продукцию по определенной цене, но в расставленных им по Москве палатках он продает свою продукцию по той цене, какая его больше устраивает. Если же мясокомбинат будет кому-либо отдавать свою продукцию по отпускной цене, то эта категория потребителей будет иметь колоссальные льготы по отношению к рыночной цене, то есть ту же самую косвенную субсидию. Очевидно, что этим пользуются, имеются какие-то привилегированные потребители, которым то же мясо отпускается по совершенно другой цене, намного более низкой, чем в палатках. В свою очередь эти привилегированные потребители также оказывают мясокомбинату определенные услуги, например, поставляют свою продукцию, учтенную по ценам, допустим, 1990 года и в улучшенном ассортименте. Мне известно, к примеру, что директор мясокомбината, устроивший автоцентру определенные льготные поставки, купил себе в этом автоцентре машину "Жигули" за 16 тыс.руб., в то время как рыночная цена этой машины на сегодняшний день составляет несколько миллионов рублей. Я, правда, не знаю за какую цену приобретают сейчас машины и квартиры наши депутаты, административные лица, но боюсь, что это происходит по той же схеме. Таким образом, большой диапазон отпускных цен позволяет по-прежнему существовать в системе закрытого распределения, только в другой форме. К тому же можно заметить, что эта форма носит гораздо более удручающий характер, чем прежняя. Если раньше человек, приобретающий, допустим, машину, все-таки платил сумму, которая была выше его зарплаты, то сейчас происходит обратное - человек получает 200 тыс.рублей в месяц, а платит за автомобиль всего 16 тыс.рублей.

Вопрос: Вы критикуете систему явных дотаций, которая только усугубляет хаос, как, например, в случае с мясокомбинатом. Как в таком случае надо действовать?

Ответ: Я считаю, что не надо было торопиться, а сейчас мы зашли уже так далеко, что и назад идти тяжело, и вперед идти некуда. В результате мы можем прийти к карточной системе, денежной реформе или еще к чему-нибудь подобному. Но если бы можно было вернуться назад, то, конечно, прежде всего необходимо было сильно сдерживать раскрутку цен, имея в виду изменение пропорций в стоимостной структуре между ценами на первичное сырье и продукты переработки, в первую очередь в таких межотраслевых связках, как топливо и продукция сельского хозяйства, металл и оборудование и так далее. Хотя все эти изменения структуры цен несомненно относятся к категории прогрессивных и адекватных для развитой экономики, тем не менее их структур надо было проводить постепенно, по крайней мере, помесячно, договариваясь об изменении уровня цен по всем отраслям. Договариваться об этом должны были какие-то отраслевые ассоциации производителей между собой и государством. При этом в отношениях с государством субъектом договора выступает сама ассоциация производителей. Такой процесс сделал бы движение цен дискретным, регулируемым. В ходе заключения таких договоров можно было бы выправить некоторые диспропорции.

Если бы произошло просто распухание цен, то в этом не было бы ничего страшного. Но разрушительное начало состоит в разнотемповом движении цен, в изменении их структуры. В результате отрасли перестают быть рынками друг для друга, пропадает их взаимная покупательная способность. Очевидно, что при разумном регулировании цен можно было бы многое нормализовать. Нельзя сказать, что цены у нас совсем вышли из под контроля. Например, на нефть их удалось сдерживать, но на металл, основную химию и некоторые другие отрасли контроль был совсем потерян. Другими словами, все-таки необходим механизм контроля, пусть даже частичный, который позволял бы сдерживать рост цен и корректировать их относительное движение.

Сейчас же, как я уже отмечал, само изменение структуры цен является фактором их роста, то есть получается, что пока у нас будет меняться структура цен, сохраняется действие описанного выше "мотора" инфляции.

В свою очередь фактором изменения структуры цен является тот крайне неблагоприятный для нас валютный курс, который стимулирует повышение цен на сырье, материалы и так далее, так как сравнительная выручка доходов от экспорта и внутренних цен подталкивает к повышению последних.

Вопрос: Правильно ли я понял, что к изменению внутренней структуры цен нас подталкивает ее несовпадение с мировой структурой?

Ответ: Да, это тождественные вещи. Это несовпадение могло бы быть для нас совершенно безболезненным, если бы не было этого искусственно завышенного валютного курса, который является переходником от мировой структуры цен к внутренней. Очевидно, что внутреннее регулирование цен должно совмещаться с регулированием валютного курса. Одно без другого не возможно. Необходимо вводить ограничения на право оперировать валютой.

Мне кажется, что наше правительство не понимает самого главного. Источник инфляции не в избыточной денежной массе, а в самом изменении структуры цен при данном валютном курсе. Отсюда метод борьбы с инфляцией должен заключаться не в том, чтобы сдерживать кредитную и бюджетную экспансию. Само освобождение цен при их неустойчивой структуре аналогично лавине, которую, если спровоцировать, то уже не остановить. Правительство же борется с источником инфляции, подразумевая под ним избыточные бюджетные расходы. По моему мнению, здесь имеет место не просто невежество, а непонимание механизмов развития нашей экономики. Мне было приятно читать работу сотрудника нашего института А.Белоусова, который работает автономно от меня, но тем не менее приходит к тем же выводам. Таким образом, всякий, кто пристально изучает нашу экономику, видит нашу специфику. К сожалению, некоторые другие экономисты, как мне кажется, не подготовлены решать такие вопросы с точки зрения знания ими реалий нашей экономики.

Вопрос: Что произойдет, если ограничить бюджет, как обещал Федоров?

Ответ: Да не смогут они этого сделать. Это только претензии на экономическое диктаторство. Бюджетные сферы подконтрольны, но сами предприятия и коммерческие структуры остаются вне контроля. Уже были такие ситуации, когда зарплата врачей, учителей, а последнее время научных работников просто проваливались. Сейчас под лозунгом борьбы с инфляцией опять начнутся поиски "под фонарем", то есть там, где можно надавить.

Вопрос: А где можно надавить?

Ответ: Для этого имеется вся непроизводственная сфера, которая существует за счет бюджетного финансирования. Здесь можно сэкономить на зарплате. Кроме того, можно еще раз сократить военный заказ, свести до минимума бюджетную поддержку пусть даже пока бездействующих, но еще не умерших производственных мощностей в оборонной промышленности. Могут сократить субсидии угольной промышленности и т.д.

Вопрос: А доходную часть бюджета можно увеличить?

Ответ: Если говорить о налоговых поступлениях, то здесь трудно сказать что-либо. Можно, наверное, что-то содрать с сырьевых отраслей, если им увеличить налоги, то нефтегазодобыча - это такие отрасли, где откладывать инвестиции нельзя. Они сами раскручивают механизм повышения цен на инвестиционные товары и в результате рост налоговых поступлений будет съеден инвестициями в эти же отрасли. Причем инвестиции в них будут расти, поскольку имеется элемент саботажа со стороны руководителей добывающих предприятий. Выражается он в том, что у них мотивы наращивания объемов добычи во многом исчезли, так как они могут прожить и при меньших объемах.

Вопрос: Но с ростом добычи их экспортная квота может увеличиться?

Ответ: Нет, это не факт. Они в этом не уверены. Во всяком случае они прикрываются все время тем, что у них нет достаточных инвестиций, нет оборудования. Поэтому капиталоемкость в этих отраслях будет расти.

Вопрос: Как я понял, содрать деньги для пополнения доходной части бюджета особенно не с кого, и сэкономить особенно тоже не на ком?

Ответ: Да, такова ситуация, поэтому не надо строить иллюзий. Мне кажется, что пока еще наша экономика не регулируется через финансы, поэтому в ней невозможно создать такую систему, в которой все дотации станут явными. Что значит сделать дотации явными? Это значит, что все те связи и систему распределения, которая существовала раньше, необходимо выразить через некий финансовый суперцентрализм. Другими словами, если раньше была жесткая система распределения натуральных ресурсов, то теперь должна быть создана очень жесткая система финансового централизма, которая воспроизвела бы все прежние связи, прежние нагрузки, смогла бы имитировать прежнее административное давление. Понятно, что построить такой механизм очень трудно, особенно в условиях растущих цен. Поэтому здесь некие абстрактные замыслы все-таки несостоятельны. Остается подозрение, что за этими замыслами стоят некие политические предпочтения и начальным является не экономика, а политика, борьба за власть.

Вопрос: Что будет, если правительство возьмет, да и диктаторским способом ограничит бюджет, не идя ни на какие уступки?

Ответ: Получится так, что заработная плата работников промышленности станет в 3-5 раз выше заработной платы работников непроизводственной сферы. Если будет лишена субсидий угольная промышленность, то тогда придется, как минимум, субсидировать население и черную металлургию. Отказ от субсидий означает спад производства в тех отраслях, которые будут их лишены. Если, например, мы не дадим субсидий угольной промышленности, то просядет черная металлургия. В результате сильные бюджетные и особенно кредитные ограничения приведут к спаду производства и к возрастающему разрыву уровня жизни различных групп населения.

Вопрос: По каким конечным потребителям ударит спад в черной металлургии?

Ответ: Наиболее крупными потребителями продукции черной металлургии являются сельхозмашиностроение, транспортное машиностроение, строительные машины, все тяжелое машиностроение, энергетическое оборудование. Военная промышленность является менее металлоемкой. Все перечисленные выше отрасли, кроме военной, уже сейчас находятся на грани банкротства, особенно сельхозмашиностроение. Если будут и дальше повышаться цены на металл, то многие отрасли, которые еще функционируют в результате, может быть, расточительного режима инвестирования, перестанут функционировать. Если мы сейчас нарушим сложившийся режим инвестирования, то нарушатся самые существенные элементы нашего воспроизводственного механизма, ускорится спад производства в добывающих отраслях и так далее. Многие вещи просто опасно трогать. У нас и так уже наступил значительный спад. Гайдар все-таки не выбрал твердой линии поведения. С одной стороны, он отпустил цены и какое-то время сдерживал бюджетно-кредитную экспансию, но затем он вынужден был пойти на денежные вливания предприятиям, так как испугался спада производства. Похоже, что Федоров решил этого не бояться. Если Гайдар все-таки на крайние шаги не пошел, то Федоров заявил, что он не боится. Но это ведь только заявление. Кредиты все равно придется давать. Фактически 1993 год мы проживем по сценарию 1992 года.